#story@history_porn Михаил Зощенко. Аристократка. Короткий рассказ. Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать: – Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место. А в своё время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то всё и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всём объёме. А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золочёный. – Откуда, – говорю, – ты, гражданка? Из какого номера? – Я, – говорит, – из седьмого. – Пожалуйста, – говорю, – живите. И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует? – Да, – отвечает, – действует. И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижёт. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц – привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович. Дальше – больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму её под руку и волочусь, что щука. И чего сказать – не знаю, и перед народом совестно. Ну, а раз она мне и говорит: – Что вы, – говорит, – меня всё по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы, – говорит, – как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр. – Можно, – говорю. И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал. На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой – внизу сидеть, а который Васькин – аж на самой галерке. Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я – на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то её вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошёл. Гляжу – антракт. А она в антракте ходит. – Здравствуйте, – говорю. – Здравствуйте. – Интересно, – говорю, – действует ли тут водопровод? – Не знаю, – говорит. И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные. А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг её и предлагаю: – Ежели, – говорю, – вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу. – Мерси, – говорит. И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрёт. А денег у меня – кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег – с гулькин нос. Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах. Я хожу вокруг неё, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается. Я говорю: – Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть. А она говорит: – Нет. И берёт третье. Я говорю: – Натощак – не много ли? Может вытошнить. А она: – Нет, – говорит, – мы привыкшие. И берёт четвёртое. Тут ударила мне кровь в голову. – Ложи, – говорю, – взад! А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит. А мне будто попала вожжа под хвост. Всё равно, думаю, теперь с ней не гулять. – Ложи, – говорю, – к чёртовой матери! Положила она назад. А я говорю хозяину: – Сколько с нас за скушанные три пирожные? А хозяин держится индифферентно – ваньку валяет. – С вас, – говорит, – за скушанные четыре штуки столько-то. – Как, – говорю, – за четыре?! Когда четвёртое в блюде находится. – Нету, – отвечает, – хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято. – Как, – говорю, – надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии. А хозяин держится индифферентно – перед рожей руками крутит. Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты. Одни говорят – надкус сделан, другие – нету. А я вывернул карманы – всякое, конечно, барахло на пол вывалилось – народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю. Сосчитал деньги – в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил. Заплатил. Обращаюсь к даме: – Докушайте, – говорю, – гражданка. Заплачено. А дама не двигается. И конфузится докушивать. А тут какой-то дядя ввязался. – Давай, – говорит, – я докушаю. И докушал, сволочь. За мои-то деньги. Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой. А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном: – Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег – не ездют с дамами. А я говорю: – Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение. Так мы с ней и разошлись. Не нравятся мне аристократки.